— Человек порочен по своей сущности, — вздохнул Усманов, — так устроен наш мир. Человек рождается в грехе и проживает свою жизнь, постоянно нарушая заповеди Корана. Наверное, Аллах милосерден, раз он прощает людям все их прегрешения.
— Я не уверен, что грешник заслуживает прощения, — пробормотал Дронго, — и не уверен, что все грешники нравятся Аллаху.
— Человек ничтожен, а Аллах всемогущ, — возразил Усманов, — и он знает все пороки своих рабов и прощает им.
— Это философский вопрос, — настаивал на своем Дронго. — Может быть, вы и правы. Но человек должен отвечать за свои поступки. И желательно в этой жизни, не дожидаясь Страшного суда.
— Вы максималист, — улыбнулся Усманов.
— Бога нет, — вздохнул Погорельский, — а значит, нет и дьявола. Ничего нет. Реальна только наша жизнь… — Он подумал немного и добавил:
— И наша смерть.
После этого он протянул руку, снова щедро налил себе водки и также залпом выпил. И снова посмотрел на дольку лимона, чуть поморщившись. Затем, подумав немного, он взял ее и, опять сморщившись, провел языком по поверхности лимона. После чего посолил дольку и с аппетитом съел.
— Жалко, текилы нет, — сказал он со вздохом. — Вы любите текилу? — спросил он у Дронго.
— Честно говоря, из спиртных напитков я люблю только хорошее красное вино. Но иногда позволяю себе выпить именно текилы.
— Вот-вот, — обрадовался режиссер, — меня в Мексике научили. Такая прелесть!
Свет от двух горящих свечей, стоявших на столике, освещал лишь пространство вокруг него. Дронго неожиданно почувствовал за своей спиной какое-то движение. Он резко обернулся. В темноте ничего нельзя было различить, но Дронго явно чувствовал, что у лестницы происходит какое-то движение.
— Кто здесь? — громко спросил он оборачиваясь. — Кто здесь? — еще громче переспросил он.
Послышались быстрые шаги на лестнице. Дронго вскочил и бросился следом, но, не рассчитав своих движений в темноте, с громким проклятием упал.
Погорельский и Усманов поднялись следом.
— Что случилось? — спросил режиссер. — Куда вы побежали?
— Мне послышалось, что кто-то спускается по лестнице, — объяснил Дронго, поднимаясь и подходя к столу.
— И куда он делся? — насмешливо спросил Погорельский.
— Не знаю, кажется, побежал наверх. Эдгар, как у вас там дела? — крикнул Дронго.
— Все нормально! Мы все здесь! — прокричал в ответ Вейдеманис.
— Я ничего не слышал, — сказал режиссер, — у вас сдают нервы.
Дронго взял тарелку со свечой.
— Поднимусь наверх и посмотрю, как там дела, — пробормотал он, — заодно проверю, насколько сдают у меня нервы.
— Я тоже слышал какой-то шорох, — поддержал Дронго Усманов. — Может быть, мы не закрыли дверь и кто-то посторонний вошел в комнату?
— Господи! — испугался Погорельский. — Опять этот убийца!
Дронго подошел к двери, проверил замок. Дверь была закрыта.
— Здесь все нормально, — сказал он. — Я поднимусь наверх и проверю все сам.
— Сумасшедший дом и сумасшедшая ночь, пробормотал Погорельский. — В такую ночь лучше напиться до чертиков, чтобы потом ничего не помнить.
— Лучше быть трезвым, — возразил Усманов, — так будет надежнее.
Поднимаясь по лестнице, Дронго внимательно смотрел себе под ноги, словно стараясь что-то найти. Он прошел на кухню и увидел столпившихся там мужчин. Отари уже поднял Мамуку и отвел его в сторону. Дронго подошел к Вейдеманису.
— Эдгар, кто-нибудь выходил отсюда? — тихо спросил он.
— Нет, — покачал тот головой, — хотя при этих свечах ничего невозможно разобрать. Но, кажется, все были здесь. Олег Шарай стоял прямо рядом со мной.
Отари увел Мамуку. Алтынбай был у холодильника.
— Он мог незаметно уйти из кухни на несколько секунд?
— Не думаю, — прошептал Вейдеманис. — Впрочем, может быть. Мы были заняты Мамукой, а Сергея ты сам послал к женщинам.
— Мимо вас никто не проходил?
— Думаю, нет. Но я был на кухне, и не смотрел в сторону коридора. Такая темень, что ничего нельзя различить.
— Да, конечно. Отнесите скорее тело убитой в комнату и спускайтесь вниз. Только оставьте одну свечу на столе в кухне, — попросил Дронго.
— Кончится тем, что мы подожжем дом, — проворчал Вейдеманис. — Скорее бы наступило утро.
— Утро наступит тогда, когда оно должно наступить, — загадочно сказал Дронго, проходя дальше в коридор. Он открыл дверь в комнату, где лежал Гасан.
Там горела свеча. Над поваром стояла женщина. Когда Дронго открыл дверь, она обернулась. Это была Людмила.
— Я подумала, что нужно его проведать, — объяснила она свое присутствие, — ему может быть плохо, а Нани… — ее голос дрогнул, — Нани… уже не сможет ему ничем помочь.
— Вы правы, — мягко согласился Дронго, — спасибо вам большое.
Он осторожно закрыл дверь и прошел в другую комнату. Здесь никого не было, если не считать лежавшей на кровати убитой актрисы. Дронго подошел ближе.
Его не пугало мертвое тело. Он привык к подобным вещам, так как слишком часто сталкивался с ними в своей беспокойной жизни.
Дронго подошел ближе, оглянулся по сторонам и приподнял простыню. Катя словно спала. Он нахмурился и, поставив на столик свечу с тарелкой, которые он держал в левой руке, накрыл лицо погибшей.
Затем он вышел в коридор и направился в третью спальню. Когда он вошел в комнату, Наталья Толдина сидела на стуле, а стоявший рядом Сергей в чем-то настойчиво ее убеждал.
— Я думаю, так будет правильно, — говорил он, обращаясь к актрисе.