Когда Дронго появился на пороге. Буянов замер и оглянулся на входившего. Увидев эксперта, он облегченно вздохнул.
— Вы выходили из комнаты? — спросил его Дронго.
— Неужели это так важно? — нахмурился Сергей.
— Если я спрашиваю, значит, очень важно, — подтвердил Дронго.
— Только что выходил. Хотел попросить сигареты. Но в коридоре ничего не видно, а свечу я оставил в комнате, поэтому пришлось вернуться. Почему вы спрашиваете?
— Просто я хотел знать. Вы никого не встретили в коридоре?
— Нет, никого. Если бы даже и встретил, то все равно никого бы не узнал. У вас есть своя свечка, и вам удобнее ходить по коридору, а я чуть не грохнулся.
— Почему вы не рассказали мне, что были вместе с Шевчук в Турции два года назад?
— Погорельский уже успел наябедничать, — нахмурился Буянов. — Вот паразит! Ведь прекрасно знает, что мы ни в чем не виноваты, но все равно каждый раз вспоминает про эту историю.
— Значит, есть что вспоминать.
— Ничего нет, — возразил Буянов. — Мы все вместе были в Турции. Там я и познакомился с Катей. А потом, когда вернулись домой, обнаружилось, что в наших вещах кто-то рылся. Ну и конечно, нам подсунули эти грязные наркотики. Да и не наркотики это вовсе были, а трава одна.
— Откуда вы знаете, что трава, если их вам подложили?
— Мне ведь показали эту траву. Целый день на таможне продержали.
Милицию вызывали, ФСБ. Вся группа оставалась там до вечера. Потом разобрались и отпустили. А Погорельскому нравится рассказывать эту историю. Каждый раз, когда он бывает недоволен нами, он начинает вспоминать об этой турецкой истории. Я его уже сколько раз просил не делать этого, объяснял ему. Все бесполезно. Он считает, что Катя виновата в том, что у него ничего не выходит. Говорит, что она приносит несчастье.
— Бедная Катя! — вдруг сказала Толдина. — Бедная девочка…
— Она ни в чем не виновата, — твердо заявил Сергей, — но Погорельского трудно переубедить.
В коридоре послышался шум. Дронго выглянул из комнаты и посветил себе свечой. Отари, Олег, Алтынбай и Мамука несли тело несчастной женщины. Эдгар шел впереди, освещая скорбной процессии путь свечой, которую держал в руках.
Они вошли во вторую спальню, превратившуюся в своеобразный склеп.
Оттуда донеслись рыдания Мамуки. Дронго нахмурился.
— Вот так мы все и умрем, — вдруг сказала Толдина. — Мы все умрем, — повторила она уже более громко.
Дронго раздраженно повернулся и прошел ко второй спальне. Он вошел в комнату в тот самый момент, когда мужчины укладывали тело убитой на постель.
При этом Эдгар благоразумно прикрыл ладонью свечу, чтобы Мамука не видел раны на спине своей супруги. Он полагал, что ее тоже задушили.
— Почему, почему? — плакал Мамука. — Почему ее убили? Кому она мешала?
— Пойдем, Мамука. Нельзя тебе здесь оставаться. Давай спустимся вниз и посидим там, — предлагал Отари.
— Нет! — оттолкнул его руку Мамука, снова падая на колени перед телом супруги. — Я буду здесь до утра. Не трогайте меня! Уйдите отсюда и оставьте меня одного. Мне нужно побыть здесь.
Отари подошел к Дронго.
— Его нельзя здесь оставлять, — твердо сказал художник. — Здесь два трупа и нет света. Он может сойти с ума.
— Как его увести, — спросил Дронго, — если даже вы, его самый близкий друг, не можете на него повлиять?
— Не знаю, — пожал плечами Отари, — я лучше останусь здесь, посижу рядом с ним. Его нельзя оставлять одного.
— Правильно, — поддержал его Вейдеманис, услышавший этот разговор, — пусть останутся вместе. А мы спустимся вниз.
Отари и Мамука остались в комнате, остальные мужчины вышли в коридор.
— Я вернусь к Толдиной, — сказал Дронго, обращаясь к Эдгару, — а вы спускайтесь вниз.
Он снова прошел к третьей спальне и толкнул дверь. На этот раз Буянов сидел рядом с Толдиной и молчал.
— В прошлый раз, когда я входил, вы убеждали свою собеседницу, доказывая, что так будет правильно, — сказал Дронго. — О чем вы говорили?
— Господи! — произнесла Толдина с каменным выражением лица. — Вы еще и подслушивали!
— Нет, не подслушивал, — возразил Дронго. — Я открыл дверь и поэтому услышал его слова.
— Воспитанные люди прежде всего стучат, — желчно заметила Толдина.
— А я невоспитанный человек, — парировал Дронго. — После второго убийства я стал невоспитанным. Мне кажется, что вам нужно объяснить, на чем вы настаивали.
— Я думаю, что нужно прекратить съемки, — пояснил Буянов, — и вернуться в Москву. Все равно сцены с Катей придется переснимать. Все остальное можно снять в павильонах. Я просил Наташу убедить в этом Погорельского.
— Он не согласится, — медленно и мрачно сказала Толдина.
— Должен согласиться, — вспыхнул Буянов, — обязательно должен!
— Вы можете рассказать мне, что произошло с вашей подругой во время съемок первого фильма? — спросил Дронго.
— Вам это так важно?
— Вы уже поняли, что очень важно. Возможно, что от этого будет зависеть наше расследование.
— Сережа, — снова обратилась к Буянову актриса, — достань мне еще одну сигарету. Только не выходи без свечи. Возьми свечку у нашего гостя, тогда быстрее найдешь лестницу. Иначе ты свалишься, и я буду переживать.
— Мне скорее всего никто и не даст сигарету, — пробормотал Сергей, поднимаясь со стула, и взял тарелку со свечой, которую принес Дронго.
Едва он вышел из комнаты, как Толдина сказала:
— Поймите меня наконец, что это не только мой секрет. Я не могу рассказывать при нем, осквернять память Катеньки. Какой вы неделикатный человек!